Возможно, Хиггинс и заблуждался. Возможно, и нет. Да и пользы в его словах не было. Какая разница, почему хорошие пастбища подняло в такую высь? Подняло – и все тут.
Сидя на склоне, Тим смотрел на восток, вниз. Еще не стемнело, и огней далекого становища не разглядеть, но зато сверху хорошо видно, как на ночевку слетаются стайки перепелок, а к ручейку, тянущемуся вдоль гривки, подкрадывается стадо антилоп. Зрение у Тима было орлиное – хорошо видел, что рогов приличных в этой группе не наблюдается. Да и не нужны ему рога – он уже взял. И перепелки даром ему не нужны. Уставившись в русло ручейка, Тим пытался представить себе ту мощь, которая способна была разорвать земную твердь, будто тонкую лепешку. Разорвать землю, глину под ней, камни, скалу. Разорвать до самой бездны, где гранит кипит, словно вода.
Представлять, как это было и как выглядело, было жутковато. И еще хотелось с кем-то поделиться своими мыслями. Но с кем? Спутники Тима даже не поймут, о чем он говорит. Даже кунак его, привыкший к чудачествам старшего, – и тот не поймет. К такому знанию надо идти шаг за шагом, идти долго.
Тим шел долго. Но шаги его были прерывисты, а путь не прям. Многое от него ускользало. Нет, не понять ему этой силы. Пока не понять. Надо думать. Осмысливать. Долго думать.
Когда-нибудь он поймет. Получит знание. А знание – это великая сила. Не зря дед Ришак пригрел в становище экипаж космической птицы. Ришак хотел получить все их знания. Пусть не все, но хоть что-то. Ришак хитрый. И внук его хитрый. Если Тим поймет силу, ломающую степь, Тим сделает еще один шаг вперед – попробует заставить эту силу ему подчиниться.
Ну… может, и не выйдет. Но попробовать все равно стоит. Так что надо понять. Надо. И пусть экипаж космической птицы считает своего воспитанника суеверным дикарем, в которого без толку напихали кучу бесполезной информации, – Тим не в обиде на них. Может, у них, на небесах, это и верно, но здесь – земля, а на земле законы другие. То, что наверху – суеверие, здесь имеет право на жизнь. Да и сама жизнь зачастую невозможна, если пренебрегать «суевериями».
Один-единственный шаман оламеков прошлой весной сжег крепость в становище этелей. А все потому, что местные шаманы дали себя подстрелить, будто перепелок, оставив свой род без защиты.
Хотя вечный скептик Егор уверял, что там поработала не магия, а зажигательные стрелы.
Все возможно.
Как бы Тим ни был погружен в мир своих мыслей, бдительности он не терял. Неладное заметил сразу: тусклая искорка двигалась в небесах прямиком к стоянке мальчишек. На фоне потемневшего восточного неба видно ее было замечательно – будто светлячок приближается. Но не бывает светлячков на такой высоте.
Затем до ушей добрался и звук – будто жук жужжит. Басовито, на одной ноте, с каким-то присвистом.
Еще три удара сердца – и ЭТО пронеслось чуть ли не над головой Тима: что-то темное, смутный овал, будто черепаха чудовищная. Жужжание перешло в противный визг, вспыхнуло пламя, по ушам ударили трескучие, резкие хлопки, будто деревья сухие о колено великан ломает, испуганно заржали лошади.
Тим, очнувшись, не задумываясь рванул вниз. Вперед, быстрее, бегом – лишь бы ноги в потемках не переломать. Склон вырос за его спиной, надежно закрывая от огней лагеря и грохочущей «черепахи». Позади опять загрохотало, еще сильнее, в небо взметнулось пламя, предсмертно заорали люди и лошади.
Тим ухитрился добежать до подножия склона, ни разу не упав, влетел в ручей, плюхнулся под левый подмытый берег, суетливо заворочался, вдавливая тело под свисающие пласты дерна. Укрытие так себе, конечно, но найти его здесь с воздуха будет нелегко. Если на накхов напал боевой дракон, посланный сюда зачем-то северянами, то в воде он не страшен. А если это не дракон… если это одна из небесных машин, о которых Тиму рассказывали люди из экипажа… Тоже неплохо – приборам трудно будет обнаружить цель.
Лишь лицо Тима, облепленное грязью и тиной, выдавалось из воды под дерном – не заметить, а все остальное и вовсе надежно укрыто от ночного зрения драконов и инфракрасных небесных приборов холодной водой. Тим не шевелился. Даже дышал через раз. Он был настолько неподвижен, что на лоб его забралась осмелевшая лягушка.
Вода в этом ручье была родниковая – холодная, будто из таявшего снега. Через несколько минут неподвижного пребывания в своем укрытии Тим понял: если его не прибьет враг, то прикончит холод. К сожалению, отсюда было не разглядеть, что творится в окрестностях. Слух тоже мало помогал – лягушачий хор и журчание воды не позволяли расслышать, что происходит наверху. Но вроде бы больше не грохотало.
Решившись, Тим осторожно высунул голову из-под берега. Не обнаружив ничего подозрительного, выкарабкался, встал, не рискуя покидать спасительное русло, осмотрелся по сторонам. Тишина и спокойствие, лишь наверху, там, где была стоянка кочевников, дрожали отблески пламени.
Но Тим смотрел не туда – все внимание на восток. И не ошибся – там, вдали, засверкали искры, падая с небес на землю. Не просто на землю – на становище накхов.
Скорее всего, здесь уже все спокойно, но Тим не любил уповать на авось – путь наверх занял у него немало времени. Крадучись от куста к кусту и не забывая оглядываться за спину, он забрался на гривку в тот момент, когда из-за горизонта выполз серп нарождающейся Меры. Красный диск тусклой Уиры к тому времени давно висел над головой, и света большой и малой лун с добавкой расплывчатого сияния Шрама Тиму вполне хватало, чтобы видеть немногим хуже, чем днем.
На месте стоянки дымили обгоревшие кусты и груда рухляди, оставшаяся на месте шатра. Ноздри щекотала вонь горелого мяса и шерсти, уши различали вдали хрип умирающей лошади. Увидев вдалеке шатающуюся человеческую фигурку, Тим коротко свистнул. Человек вздрогнул, неуклюже, припадая на левую ногу, попытался побежать в сторону далеких кустов.