Время одиночек - Страница 5

– Послали боги посетителя – он что, собрался над этой кружкой всю ночь трястись?

– Не знаю. Закрываемся же скоро. Спросить его, снимет ли он комнату?

– Я тебе дам спросить! Бегом на кухню, копуша, – Борт со своими дружками уже поглядывает косо на тебя. Небось ждут горячего!

Старуха Ниба стукнула о стойку кружкой:

– Плесни мне еще, Пуго, и не ругай девочку – она хорошая.

– А не много ли тебе будет?

– Жалко, что ли?

– Да чего мне пиво-то жалеть! И куда тебе только влазит, вся уже провоняла, да и опухла вон как – это у тебя почки уже от пива гниют.

– Пиво дырочку найдет. И вообще мне замуж уже точно не выходить – хочу и распухаю. Наливай давай.

Пуго, поднеся старухе новую кружку, тихо поинтересовался:

– Ниба, а что за мальчишка там сидит, не знаешь?

– Не, Пуго, первый раз его вижу. Вон на него Урций косится – может, знакомы?

– Не смеши – Урций вечно косится на всех, у кого есть яйца, а уж от такого смазливого юнца этот боров и вовсе в восторге. Не нравится мне этот парнишка.

– А мне нравится. Симпатичный он.

– И ты туда же, лярва старая.

– Сам ты лярва. А еще ты кастрат.

– Я бы тебе доказал обратное, будь ты лет на сто помоложе.

– Так я еще столько не прожила.

– Да что ты говоришь! А с виду не скажешь…

Ленивая перепалка привлекла внимание Гика. Жулик пододвинулся поближе, махнул кружкой:

– Ты, Ниба, у нас самая красивая – не слушай ты этого трактирщика, он давно женщин на пивную бочку променял. С чего вам этот малец так интересен стал?

– А ты его знаешь? – вопросом на вопрос ответил Пуго.

– Не сказать чтобы очень… Видел я его утром на рынке, что у ворот, о чем-то он там с Шугером трепался. И Шугер при этом выглядел очень заинтересованным – похоже, продавал этому юнцу что-то.

– Интересно – что?

– Шугер все, что хочешь, тебе продаст. Это же Шугер.

– Не мели ерунду. Шугер если продает, то не репу. Шугер оружием промышляет. Что хочешь тебе достанет – хоть армейское, хоть штучное.

– Так и я о том же: не о репе они трепались. Шугеру репа ни к чему. А парнишка на студентика похож. И по прикиду видно, что родители у него жирные. Но не столичные. Будь столичными – так не бродил бы между стенами, поближе к центру шатался. О чем такому неженке можно было с Шугером говорить? Ножичек, может, купить решил для неверной невесты… Небось и кошелек у него не пустой – к Шугеру с пустым подходить опасно. И вообще на девку похож: худосочный слишком. Пуго, если ты его на ночь выпрешь из кабака, ребятки на улице точно в темноте его за шалаву примут и за угол заволокут. Вот смеху-то будет, когда штаны стащат. Слушай, Пуго, а что за тело там, у лестницы, сидит. Вид у него – будто у гробовых дел мастера. Уж не некр ли он?

Пуго ответил не сразу – Гик, конечно, свой в доску, но язык при нем распускать не стоит. Да и было бы из-за чего – да, постоялец мрачноватый, но человек проверенный, и пакостей от него пока не было. Частенько здесь останавливается, да и друзья его тоже нередко заглядывают. И сам он, и друзья его – все люди благородные, платят исправно, серебром платят и сверху не забывают добавить, отблагодарить. Мрачноватые, конечно, люди и немногословные – даже имен своих никогда не называли. Ну так молчание – это не грех. И на одно лицо все – видать, это семейное дело, не иначе как братья. А уж гробовщики они или некры – это их дело, Пуго в дела постояльцев носа не совал. Нос беречь надо.

– А если и некр, тебе-то какое дело?

– Мне? Мне – совсем никакого.

– Вот и помалкивай. Постоялец этот – человек тихий, но что-то мне говорит, что разозлиться может вмиг. А это нехорошо будет.

– Да уж, бугай знатный. Я его, кстати, вчера видал за заставой. Он чего-то топал к мельнице, вниз.

– Раз топал, значит, надо ему было – ты что-то много болтаешь сегодня.

– Так день хороший – погодка загляденье, душа прямо поет.

– Угу. Полдня дождь шпарил, только сейчас утих. Шутник ты у нас.

Дверь трактира распахнулась резко – будто ногой открыли. Заплясали огоньки светильников, ноздри защекотала влага свежего уличного воздуха.

– Это что за свинья там копытом двери распахивать повадилась? – угрожающе поинтересовался Пуго.

«Свиней» оказалось две. Точнее, двое. Да и не свиней вовсе. Глянув на вошедших посетителей, Пуго прикусил язык. Эх, сразу видно почтеннейшую публику. Ну а что до дверей – так хоть головой рогатой их открывай, им хуже не станет. Двери в кабаке хорошие, крепкие. Вот кто его за язык тянул? Сколько лет прожил, а не научился за словами своими присматривать.

Изучив парочку повнимательнее, Пуго и вовсе насторожился. Одного странного посетителя он еще стерпит, но трое – уж явно перебор: что-то тут сегодня не так. Нет, эти на смазливых юнцов не походили – высоченные, стоят ровно, будто бревна. Не атлеты – хрупковаты, но хрупкость обманчива, будто тонкое тело диких котов. И морды такие же вытянутые и бледные, будто у того парнишки. Да и не морды, а лица. Причем лица ухоженные и также прикрытые капюшонами, надвинутыми на лоб пониже. Одень в платье – и за баб сойдут. Получатся высоченные, плечистые бабы с узкими задницами. Откуда они все тут ночью появились?

Сняв с гвоздика полотенце, Пуго принялся вытирать руки, демонстрируя посетителям готовность к обслуживанию. Посетители на него даже не покосились – так и стояли, внимательно изучая зал. Глянув туда же, Пуго увидел, как черный постоялец еле заметно кивнул. Ах вот оно что – дела у него с этой парочкой. Ну раз дела, то, значит, все нормально и зашли они не случайно. А что до вида их странноватого – так это не его, трактирщика, дело. Дела постояльцев – это свято: пусть хоть с демонами якшаются, лишь бы серебро платили.