Время одиночек - Страница 9

Кунар первый почуял приближение всадников, повернул голову в сторону кургана. Тим, доверяя чутью коня, обернулся туда же, руку автоматически послал поближе к колчану. Если что – бросит чашу и успеет выпустить стрелу за три удара сердца.

Из-за старого кургана показалась четверка всадников. Еще не видя лиц, Тим понял – это родственные накхи. С виду все кочевники одинаковы, но это для дураков с побережья. На деле между ними великое множество различий. У каждого рода своя система бляшек на конской сбруе, разная высота закатанных полей у шапочек и шлемов; гириты под уздечку вешают связки крысиных хвостов, оламеки туда же цепляют скальпы врагов, и так далее. Опытному взгляду достаточно мгновения, чтобы определить, кто ты такой.

Разглядев лица, Тим узнал лишь одного: молодой мужчина – из того кочевья, что пришло к становищу вчера, остальные – дети не старше Шарка. Кочевье невеликое – и полусотни народа не наберется взрослого. Пощипали их где-то на востоке оламекские волки-воины, теперь, говорят, сливаться они думают с кем-нибудь, покуда род опять не окрепнет.

Странно, что уже взрослый воин с детворой якшается, – не по возрасту ему наставником мелочи быть, да еще и трех сразу. Ну да в чужом роду, может, и порядки свои.

Четверка осадила коней перед Тимом, закружила вокруг хороводом. Мальчишки презрительно цокали и сплевывали под копыта коня, мужчина гонял коня молча, бросая на Тима злобные взгляды. Тот и ухом не повел на угрожающую пляску степняков – продолжал осушать чашу, флегматично поглядывая в сторону кургана.

Покружив с минуту, мужчина решил, что ритуал демонстрации собственной крутости можно считать законченным. Не настолько велика добыча, чтобы, привлекая к себе удачу парочки ребят, кружить вокруг них четверть часа. Такая антилопа – добыча хорошая, но не знатная, хватит и минуты ритуальной карусели, если ты, конечно, не излишне суеверен.

Осадив коня, мужчина произнес:

– Я – Норг из рода Шулаков, сын Инина из рода Шулаков, что погиб от собак-оламеков, и мать моя Гнира из рода Ликадов, здравствует и поныне, выносив четырнадцать детей и вырастив четверых. Это мои младшие кунаки: Бирго, Анахем и Пивисар.

Тим, допив кровь, взмахнул чашей, стряхивая последние капли, спрятал в седельную сумку, сложил руки на луке седла, степенно представился:

– Я – Тимур из рода Ликадов, сын Сергея, что небесный безродный, здравствует и поныне; мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шесть детей, вырастила одного, умерла при родах. Это мой младший кунак Шарк.

Норг осклабился:

– Я слышал о тебе, Тимур. Это правда, что твой отец пришел с неба, а твой конь может обогнать стрелу?

– Да. Отец мой явился с неба. Кунар – мой конь, он быстр, и стрелу, думаю, может, и обгонит. Не хочется мне этого проверять – ведь может и не обогнать.

Степняки дружно заржали – столь простые шутки им нравились.

– А правду говорят, что вы пришли, чтобы слиться с родом Ликадов?

– Да, Тимур, правда. Нас мало, наши мужчины изранены, мы не можем кочевать сами. Нас так мало, что даже мне приходится делить степь с тремя младшими кунаками сразу. Говорят, твой конь – нерожденный? Это тоже правда?

– Правда, – кивнул Тим.

– Как это может быть?! – с суеверным опасением поинтересовался Норг.

– Мать Кунара погибла: в нее попала стрела при набеге оламеков. Я увидел, что ее брюхо шевелится, и разрезал его, вытащил жеребенка. Потом сам его выкармливал несколько дней, пока он не окреп и не стал бегать за кобылой-кормилицей.

– Ты очень хитрый, раз в неродившемся жеребенке разглядел такого коня. Ты покажешь нам место, где твой отец сошел с небес?

– Мне надо закончить с этой антилопой. Я взял ее из-за рогов, но бросать мясо не стоит тоже.

– Конечно, – кивнул Норг. – Мои кунаки помогут разделать тушу, и потом мы можем посмотреть на то место.

– Хорошо, – согласился Тим. – Но поспешите: нам до того места добираться придется час. У вас лошади уставшие.

Мальчишки, спешившись, повытаскивали ножи, принялись помогать Шарку. Глядя, как они жадно жрут печень, Тим поморщился, но ничего не сказал.

На вторую лекцию о паразитах его не хватило.

* * *

Анахем, склонившись, изучил следы, удивленно заявил:

– Это человек! Тут пешком прошел человек!

– Тебя не спрашивают, кто прошел, все и сами видят, – одернул мальца Норг.

Тим, покосившись на воина, заметил в его глазах неуверенность. И в самом деле трудно поверить, что кто-то по степи своими ногами может передвигаться. Если ребенок здесь пошел – это еще не радость, радость – когда начинает в седле держаться. Все – этот младенец уже настоящий ребенок, его вырастили. Теперь несколько лет – и в кунаки пойдет.

Страшное наказание – это когда тебя отвозят в сухую степь и бросают там одного, без коня. Тот, у кого нет коня, уже не степняк. Он – вне закона. Не доберется до него стрела кочевника, так хищники догонят. Конь и человек в степи – это две половинки единого целого, разделять их нельзя.

Норг обернулся:

– Тимур, мне жаль такое спрашивать, но не изгоняли ли у вас из рода кого-нибудь недавно?

– Нет, Норг, не было такого. И я не слышал, чтобы это было у соседей.

– Они могли молчать о таком позоре.

– Могли.

– Тимур, трава еще шевелится, он ходил здесь недавно, мы его быстро догоним и принесем в становище его голову.

– Я не вижу у тебя знаков посвящения. Ты – не воин. И я не воин. А это – всего лишь младшие кунаки.

– Если ты не воин, то почему у тебя есть меч?

– Я снял этот меч с врага. Убил врага сам. Меч врага – мой меч: мое право.

Норг презрительно сплюнул: